В 21 ты можешь все, но почему-то все не можешь

Еженедельник «ШАНС» вошел в возраст совершенного совершеннолетия. Пройдены все барьеры  возрастных ограничений гражданина Российской Федерации: паспорт получил, в армию сходил, стал юридически дееспособен, женился. А теперь вот можно легально покупать крепкий алкоголь. Короче, вашей любимой газете «ШАНС» 18 марта исполнился 21 год! Впереди – интересная жизнь и до пенсии еще, ох, как далеко.

Вдохновленные важной датой, журналисты «ШАНСА» стали вспоминать, что они могли, а чего не могли в свои двадцать первые годы.


Игорь ЧИГАРСКИХ:  «Ничего не можешь, все нельзя!»

Люди привыкли делить свою жизнь на отрезки. Начало и конец каждого из них принято связывать с определенной датой: к примеру, исполнилось семь лет – пошел в школу, исполнилось 14 – получил паспорт, исполнилось 60 – ушел на пенсию и так далее. Кроме формальных рубежей выделяют естественные, которые меняют не только социальный статус человека, но и его внутреннее содержание.

Один мой знакомый считал важнейшей жизненной вехой момент, когда «уже все можно и уже все можешь». Под этой формулировкой он подразумевал, естественно, полную финансовую независимость, состоятельность жизненных принципов и возможность самостоятельно принимать решение, ни перед кем не отчитываясь. Проще говоря, в такой момент человек окончательно взрослеет. По мнению знакомого, все разрешалось и все, простите за грубость речи, моглось с 21 года. Именно в этом возрасте юноша становится мужчиной, покидает отчий дом и занимается тем, чем вздумается.

Естественно, средневековый мужчина посмеялся бы над моим знакомым, заметив, что в 21 год мужчина должен обладать, как минимум, пятилетним стажем гендерной состоятельности. Однако в наше время все несколько иначе, и на своем примере могу сказать, что знакомый несколько перегнул палку. В 21 можно все, но можешь ты, к сожалению, немногое.

Случилось так, что к 21 году ваш покорный слуга уже заканчивал вуз. Естественно, средневековый мужчина посмеялся бы, но в наше время окончание университета по определенной специальности абсолютно не означает, что ты будешь работать по ней. Посему в 21 год передо мной вставал вопрос: что дальше? Если честно, он нагонял прямо-таки уныние. Вариантов, как водится, было несколько, а именно: работать учителем в школе, работать кем-то другим не в школе, идти в армию или не ходить в армию. Обладай я в том возрасте опцией «могу все», конечно бы, выбрал вариант не ходить в армию и работать кем-то другим. Так в итоге и случилось, но, как ни странно, это стало следствием не «можно», а «нельзя»: в военкомате я получил отказ, равно как и в одной из школ, куда отправился устраиваться на работу. В общем, принцип моего знакомого встал с ног на голову: ничего не можешь, потому что нельзя. К тому же немаловажным компонентом «могу все» относится финансовая состоятельность, а ее по окончании вуза получают только избранные. Такой уж я меркантильный человек, что к 21 году в идеале хотел иметь и машину, и квартиру, или хотя бы что-то одно. О каких квартирах может идти речь, если ты даже не уверен, кем станешь работать. С квартирой вообще получилось сплошное «нельзя»: прописаться в родительской квартире не получилось, поэтому в 21 год, оставив студенческое общежитие, фактически я стал бомжем. Нельзя сказать, чтобы меня это как-то беспокоило, однако ограничивало «можно» и «могу»: без прописки на работу, как правило, не берут. Словом, 21 год стал периодом сплошной неопределенности, хотя и научил одной простой истине: человеку в любом возрасте можно все и может он все, главное – понять, чего именно он хочет.


Валентина МЕЛЬНИКОВА:  «Мы еще не знали...»

Свой 21-й день рождения я встретила весной 1971 года. Двадцать один год – счастливый возраст. Еще, как в детстве, не ходишь, а летаешь, просыпаешься с предчувствием счастья и понимания, что впереди долгая-долгая жизнь! Начало семидесятых, наверно, было самым стабильным, самым счастливым периодом советской истории. Еще не выветрился сладкий воздух «оттепели», мы не подозревали, что впереди Афганистан, смерти генсеков, перестройка, «сухой» закон, пустые прилавки магазинов и прочие «прелести» правления Горбачева. А через двадцать лет великая держава и вовсе чуть ли не скатится в тартарары…. 

  В начале семидесятых мы слушали «Битлз» и Высоцкого, отчаянно болели за наших лучших в мире хоккеистов, пели у костра «Если друг оказался вдруг…» и «Любовь, комсомол и весна!» в стройотрядах. Осенью дружно выезжали «на картошку», сбивали коленки в пещерах и осваивали Ергаки в турпоходах. На наших глазах строились Саяно-Шушенская ГЭС, БАМ, Вагонмаш… Молодые специалисты получали подъемные, жилье, их рвали с руками на севере и на юге, на Дальнем Востоке и в Сибири.

В парикмахерской за 70 копеек нам сооружали прическу с начесом «а-ля Терешкова», из косметики – только помада, у самых продвинутых – тушь для глаз, а уж тени  появилась гораздо позже. Лучшими считались польские духи «Быть может» и шелковое белье из Прибалтики. Помню, как в магазине «Сибирь» появились французские духи «Шанель №5». И мы разливали их пипеткой по трем флакончикам: стоили они баснословно дорого – аж 80 рублей.

В воскресенье, едва выжив в автобусной давке, вываливались на остановке «Аскизская». Там располагалась известная всей Хакасии «барахолка», где, если посчастливится, можно было купить втридорога и книги, и платьишко не «как у всех», и, главное, финские зимние сапоги, или –  о, чудо! – блестящие, черные, на платформе и высоченном каблуке сапоги-чулки.

В это время женщины почувствовали вкус к мехам. Мутоновая шуба из Средней Азии была пределом мечтаний, а уж достать где-то шкурку соболя, песца или норки – вообще небывалое счастье. Шапки шили на один фасон, как, впрочем, и шубы. Но наличие песцовой и собольей шапки негласно повышало твой статус, а уж в сочетании с воротником на пальто ты чувствовала себя чуть ли ни королевой.

В начале семидесятых в моду прочно вошел кримплен. Пальто, мужские костюмы, женские платья. Иногда случалось, что в магазины завозили платья двух расцветок, но одного фасона. И получалось, что  треть женского населения Абакана щеголяла в платьях одной расцветки, вторая треть – другой, а оставшаяся треть, которой платьев не досталось,  откровенно    завидовала счастливицам.

Мы лакомились мороженым «Пломбир», газводой «Саяны» и «Буратино», пили болгарское вино и коньяк «Плиска». Армянские коньяки стоили дорого и были нам еще не по карману. Мы переписывали друг у друга рецепты тортов и печенья, привыкали к тому, что на советских дачах не отдыхают, а работают. Копили стеклянные банки, а осенью опять же менялись рецептами солений-варений.

В начале семидесятых постепенно тощал колхозный рынок, пустели полки магазинов. Но мы радовались, что заработала трикотажная фабрика и обувная фабрика «Саяны». И долго надеялись, что наконец-то будем одеваться и обуваться в качественные вещи. Мы еще не знали, что так и не дождемся этого чуда.

В начале семидесятых мы жили в составе Красноярского края и гордились этим. Мы ощущали себя частью огромного сообщества – советский народ. Мы подтрунивали над Брежневым, смеялись над анекдотами  о Чапаеве, смотрели «Бриллиантовую руку» и «Ну, погоди!».

Мы не знали, что такое «Сникерс», компьютер, памперс, жевательная резинка. Даже колготки были большой редкостью, не говоря уже о настоящих американских джинсах. Но, поверьте, от этого не страдали. Возможно, потому что не знали об их существовании. Но, скорее всего, в 21 год в начале семидесятых мы больше думали о духовном, чем о материальном, и потому, наверно, треть зарплаты тратили на хорошие книги. Конечно, если удавалось эти книги застать в книжном магазине.

 

Яна МЕТЕЛЬСКАЯ:  «Эх, было время!»

Мой 21 год пришелся на год 1992 – время очень интересное. И 1992, и последовавшие за ним годы стали для России временем, когда многое из того, что раньше было нельзя, стало можно.

Ну вот, смотрите. В 1992 году, впервые со времен Петра Аркадьевича Столыпина, в России прозвучало слово «реформа».

Формально реформа та называлась «Либерализация цен», но в народе ее еще именуют «гайдаровская реформа» или «шоковая терапия». По сути – государство перестало регулировать цены, и Родина неповоротливо начала становиться на рельсы рыночной экономики. И это реально был шок. Хорошо хоть на хлеб и молоко некоторое время цены оставались фиксированными, а то вся страна умом бы тронулась, честное слово.

В 1992 году Россия и Украина подписали соглашение о разделе Черноморского флота. Неслыханное дело! Видимо, поэтому аж до 1997 года Черноморский находился в статусе объединенного флота РФ и Украины, и два государства никак не могли его фактически разделить.

В 1992 году граждане США вздохнули с облегчением: российский президент Борис Ельцин заявил, что наше ядерное оружие больше не нацелено на американские города. Тоже, знаете, нетипичный поступок для нашего государства. Известно, как мы Америку во все времена «любили» и продолжаем это делать. Но факт остается фактом: холодная война, длившаяся 45 лет, была окончена, и страшный-престрашный Советский Союз, равно как и мерзкий дядя Сэм, перестали преследовать домохозяек и детишек в ночных кошмарах.

В 1992 году в стране отменили госмонополию на водку! И началось: подпольные цеха, «паленка» даже на прилавках магазинов, отравления, «спирт рояль» и так далее, и тому подобное. Как вся Россия не вымерла, с нашей-то любовью к выпивке, вообще не ясно.

В 1992 году был подписан федеративный договор, по которому в состав России вошли 89 субъектов. В том числе и Хакасия, превратившаяся из автономной области Красноярского края в республику.

Но не все горели огнем желания объединяться. Например, в Туве в 1992 году начался сбор подписей за проведение референдума о независимости от России. Дело, конечно, ничем не закончилось, но сам факт примечательный. И нам, жителям Хакасии, надо бы иметь это в виду. Времени-то в историческом масштабе прошло с тех пор всего ничего, живы еще инициаторы несостоявшегося референдума!

В 1992 году два скелета, найденные под Екатеринбургом, были идентифицированы как останки царя Николая II и его жены Александры Федоровны. С этого момента началась, я бы сказала, либерализация чувств к «кровопийцу царю». Отношение к последнему самодержцу начало меняться, его стали жалеть, ученые и писатели кинулись изучать его жизнь и поступки, трактовать их в новом свете. В результате вплоть до 2000 года – до причисления царской семьи к лику святых РПЦ –  литература о последнем российском государе-императоре была очень популярной.

Август, как известно, – не наш месяц. Все самое ужасное происходит в августе. То дефолт, то теракт. Вот и август 1992 года не был исключением. В России началась приватизация государственного имущества, в результате которой, как мы все знаем, небольшая кучка россиян обогатилась до неприличия, а остальное население не получило ровным счетом ничего. Лучшим вложением ваучера (так назывались приватизационные чеки) была еда. С  наличными в стране было туго, и  люди продавали свои ваучеры за бесценок и тут же несли эти деньги в магазин. Я не знаю ни одного человека в тогдашнем моем окружении, кто бы ваучер не «проел». И я до сих пор не могу простить тогдашнему российскому правительству отсутствие нормальной информационно-разъяснительной кампании по поводу приватизации. Они из каждого утюга должны были вещать, как это важно, и какие блага может принести ваучер, если его вложить куда следует. Люди элементарно не понимали, на кой черт им все это нужно.

И наконец, под занавес 1992 года российское правительство получило самого афористичного премьер-министра – Виктора Степановича Черномырдина. Человека, без преувеличения, обогатившего русский язык крылатыми фразами и афоризмами. Политик, родивший гениальные фразы: «Вечно у нас в России стоит не то, что нужно»,  «Всем давать – давалка сломается!»,  «Здесь вам не тут!»,  «Какую бы общественную организацию мы ни создавали – получается КПСС», «Отродясь такого не видали, и вот опять!» .  Ну, и самое знаменитое: «Хотели как лучше, получилось как всегда».

Таких премьер-министров Россия раньше не имела. И вряд ли уже поимеет, выражаясь языком Виктора Степановича. 

Вот таким был 1992 год, год, в котором мне был 21 год. А что я сама? Мне уже было можно все, что законно. Я имела совершенно легитимный секс, потому что была замужем, могла пить алкоголь, высказывать свое мнение, читать ранее запрещенные книги. Я была молода, влюблена и полна надежд, как любой нормальный молодой человек. Новости, происходящие в стране, меня не пугали, а наоборот радовали, потому что страна менялась. У россиян появилось много новых «можно», и это было прекрасно.

 

 

Дополнительные фото:

 
По теме
Полиция Хакасии пресекла мошенническую схему руководителя специализированной автостоянки - Пульс Хакасии В рамках расследования, проводимого Следственным управлением УМВД России по городу Абакан, возбуждены уголовные дела по обвинению руководителя автостоянки, специализирующейся на хранении транспортных средств,
Пульс Хакасии
Забота о здоровье: Центр СПИД продолжает работу по тестированию в трудовых коллективах - Минздрав Республики Хакасия Накануне специалисты Республиканского центра профилактики и борьбы со СПИД выезжали в трудовой коллектив отделения Социального фонда России по Республике Хакасия для проведения добровольного,
Минздрав Республики Хакасия
Напомним, иск прокурором был предъявлен к ГБУЗ РХ «Саяногорская межрайонная больница» в интересах пенсионерки в связи со смертью её сына, наступившей после обращения за медицинской помощью.
Городской суд г. Саяногорск
Как чувствуют себя пациенты, которым пересадили почку? - проверили врачи -трансплантологи Сибирского научно-клинического центра Федерального медико-биологического агентства.
Вести Хакасия
К 150-летию Е.Ф. Гнесиной - Минкультуры Студенты специальности «Теория музыки» Хакасского колледжа искусств представили лекторий-экскурсию, посвященную150-летию со дня рождения педагога, музыканта, композитора Е.Ф.
Минкультуры